— Понятно, — повторил Диего. — А у нас тут закручивается пружина странных событий. С одной стороны, до сути многих загадочных явлений в сверхоборотне мы докопались, например: научились проникать внутрь него, вводить телезонды, нашли центры его памяти, определили механизм информационного накопления. Кстати, ты знаешь, из какого материала сделана оболочка оборотня? Гравихимики уже полгода воют от восторга. Это одна громадная молекула воды!
— Не воды, — поправил Диего Грехов мягко, — а гомополимера воды, а это совсем другое вещество, хотя и обладает некоторыми свойствами аш-два-о в определенных условиях.
— Все равно не могу представить, что оборотень на девяносто процентов состоит из воды! Ну, а с другой стороны — глобальные процессы, идущие внутри него, в необъятных его недрах, остаются нам неведомы. Тот же загадочный серый человек… кто он? Проглоченный оборотнем сапиенс или же симбиот споры, выполняющий какие-то определенные функции? Впрочем, если хочешь знать обо всем подробнее, я дам тебе копию отчета в ВКС, каждый месяц мы посылаем туда отчеты о ходе исследований. Будут вопросы — поговорим. Через полчаса у меня дежурство, не хочешь пойти со мной?
— Мог бы и не спрашивать, — сказал Грехов. — Патрулирование?
— Не совсем, но смысл тот же, увидишь.
— Я гляжу, работа у вас не прекращается и ночью. — Грехов кивнул на пульты, возле которых царило оживление.
— Нет, отбой в десять, вот и торопятся. Ночью все спят, кроме сверхоборотня. Ну что, пошли?
Сверхоборотень медленно вырастал в размерах — исполинский черный монолит, чудом сохраняющий свою форму эллипсоида вращения под давлением сотен миллионов тонн массы. Лишь вблизи становилось видно, что оболочка его изрыта ямками, бороздами, складками и буграми, словно сморщенная шкура древнего ящера. Да он и был ящером, древним, невообразимо древним реликтом эпох звездообразования.
— Впечатляет! — пробормотал Грехов, когда танк оказался накрытым ощутимо тяжелой тенью. — Или я отвык от него за полгода?
— Ну нет, — сказал Диего, поворачивая «Мастифф». — Привыкнуть к нему невозможно. И дело даже не в масштабах, подумаешь — гора высотой в километр, мы сами строим сооружения в десятки раз большие! Нет, проблема глубже, мы подсознательно догадываемся о мощи самого Конструктора; мы знаем, что она должна быть колоссальной, но какой? Какой! Не потому ли стынет в жилах кровь, когда остаешься с ним один на один? И не потому ли нас тянет к нему, тянет не профессионально, как исследователей, вернее, не только профессионально, но и эмоционально — хочется потягаться с ним, сравниться, доказать, что и мы не пигмеи, не разумная протоплазма, мы — гиганты по духу!
— Может быть, — тихо проговорил Грехов. — Гиганты по духу и тем равны… Может быть, ты и прав, хотя я, честно говоря, просто не задумывался над этим. Но твоя концепция и уязвима: кто может знать, какие задачи волновали Конструкторов в те времена, и какие цели появятся у нашего, когда он родится? Возвышенное и земное — удел человека, и оторваться от Земли, от антропоцентристского взгляда на вещи, от опыта человеческой культуры ты не сможешь, как бы ни хотел. И мысль, которая движет тобой, — это мысль идти вперед во имя всего человечества и во имя каждого человека в отдельности. А у него? Во имя чего жили Конструкторы? Во имя чего будет жить один из них, родившись в эпоху, в которой он будет одинок?
«Мастифф» медленно пересек границу тени и остановился у странной машины, напоминающей тяжелый старинный танк, только вместо пушки у него выдавалась вперед ферма с конструкцией, издали очень похожей на хищную морду. Машина достигала двадцати метров в высоту и метров пятьдесят в длину, и все же выглядела ничтожной рядом с километровым «орехом» сверхоборотня. От нее веяло угрозой и мощью.
Диего долго молчал, сосредоточенно работая с пультом. Грехов не мешал ему, со смешанным чувством сожаления и восхищения рассматривая «танк». Он уже догадался, что это такое, — ТФ-эмиттер, превращенный жесткими обстоятельствами и умом человека в оружие, равного которому не было в мире ничего. Даже аннигилятор не шел ни в какое сравнение с излучателем скалярного ТФ-поля, преобразующего любое вещество и физические поля в кварко-глюонные облака.
«Но справится ли ТФ-эмиттер с ним? — Грехов оглянулся на угрюмую выпуклую стену сверхоборотня. — С тем, кому когда-то подчинялись звезды? Ведь Конструктор был почти всемогущим. Смешная мысль… страшная мысль!»
Диего сидел откинувшись в кресле, долго смотрел на медленно отступающую к горизонту тень сверхоборотня, потом повернул голову к Грехову:
— Я боюсь его. Ли, Иной раз хочется включить ТФ-эмиттер и — пафф! — Диего резко взмахнул рукой. — Может, ты и прав, у меня начинают сдавать нервы. Да и кто сможет остаться спокойным в ответ на это грозное молчание?! Холодное тяжелое молчание готового к прыжку чудовища! Да, я боюсь оборотня, не за себя лично, и даже не за сто моих товарищей, терпеливо, шаг за шагом изучающих его. Понимаешь, я боюсь, что Земля слишком близко от Марса, Ли…
Внезапно часть черного бока сверхоборотня прямо перед танком посветлела, на глазах превратилась в полупрозрачную глыбу стекла, в глубине которого поплыли хороводы искр. Одновременно с появлением искр Грехов ощутил давление на виски, возбуждающее покалывание в затылке, странное чувство невидимого, немо кричащего собеседника… Это чувство было знакомо ему по Тартару — отзвук излучения, действующего на нервную систему человека. Вероятно, и сверх оборотень излучал нечто такое, что влияло на мозг, вызывая странные и непривычные ощущения.
Габриэль заметил, что Диего не столько разглядывает феномен, сколько следит за его реакцией, за лицом, спросил:
— Что, не в первый раз? Почему не записываешь?
— Количество записей перевалило за сотню. Пробовали и расшифровывать, но однозначных результатов нет. Нагорин в ВЦ Академии пришел, например, к выводу, что этот звездный узор не что иное, как психологический тест.
Грехов хмыкнул, оценивающе разглядывая хрустальное окно. Искры в его глубине собрались в шары, шары в свою очередь стали сближаться, и вся эта система превратилась в красивый ажурный пояс, медленно вращающийся вокруг черного, как дыра в преисподнюю, пятна. Изменилось и внушаемое людям чувство. Теперь Грехову казалось, что за полупрозрачной стеной стоит человек и смотрит на них, упершись руками в «стекло» с той стороны и приблизив к нему заплаканное лицо…
Грехов мотнул головой, освобождаясь от навязчивого видения. Почти сразу же «окно» разгорелось алым сиянием и погасло.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});